В десятках российских городов стоят памятники, автор которых – народный художник РФ Вячеслав Клыков.
В Курском землячестве в Москве прошел вечер его памяти.
Каждый москвич, бесспорно, знает памятник маршалу Жукову на Манежной площади, а каждый курянин много раз проходил-проезжал мимо бронзового знака «Курская Коренная Божия Матерь «Знамение» и памятника Александру Невскому при въезде на главную городскую площадь, видел чудо-яблоко и застывшего в благословляющем жесте Серафима Саровского в Коренной пустыни.
Памятников работы Вячеслава Клыкова нам осталось очень много: Илья Муромец в Муроме, Николай II в Мытищах, широко шагающий Петр I в Липецке и княгиня Ольга во Пскове, памятник святому Георгию в Севастополе и Дмитрию Донскому в Дзержинском Московской области, Бунину в Орле, Кириллу и Мефодию в Москве, в Китай-городе. И это даже не десятая часть всего, что создал скульптор.
И все-таки собравшиеся в Москве куряне-земляки больше говорили не о знаменитых работах, а о том, каким человеком был Вячеслав Михайлович. Ведь очень многие члены землячества были накоротке знакомы с ним.
Камертоном встречи стал созданный Николаем Ивановичем Бутовым видеофильм. Мелькали столь дорогие сердцу Клыкова, да и каждого русского человека пейзажи, звучали стихи.
Личными воспоминаниями делились и нынешний глава организации Владимир Васильевич Пронин, и Светлана Ивановна Кононова, и Иван Кузьмич Полозков. Последний, кстати, опубликовал в октябрьском номере журнала «Наш современник» пространные заметки, посвященные Клыкову, и стопка журналов была доставлена к месту встречи земляков.
Пела Надежда Крыгина. Конечно, песни из репертуара Надежды Плевицкой, певицы, которую она вместе с Вячеславом Клыковым вернула из забвения. Теперь ее голос снова знаком россиянам, а в Курске регулярно проходит фестиваль русской песни ее имени. Незадолго до встречи, о которой идет речь, состоялся уже десятый. Надежда Крыгина была в составе жюри.
И все-таки самым эмоционально точным и потому запомнившимся всем без исключения стало появление у микрофона Марии Захаровны Саморуковой. Она, тогда еще Маша Трубникова, жила по соседству с семьей Клыковых, дружила со Славой, училась с ним в одном классе.
О ярком эпизоде послевоенного голодного детства дочь Марии Захаровны Елена (в замужестве Лещенко) с документальной точностью написала стихи. Столь пронзительные, что трудно удержаться от их едва ли не полного цитирования.
…На полбуханки талоны, хвост очереди ужом,
Все с номером на ладони химическим карандашом.
Стопятые Клыков Славка и Трубникова Машутка.
А вдруг закроется лавка? Подумать об этом жутко.
Нежданный просвет в середке: женщине стало плохо.
Машутку толкает тетка: давай, продвигайся, дуреха.
В тенек отнесли бедняжку, лежи, пока не очнулась.
– Бывает, – вздохнули тяжко. И очередь вновь сомкнулась.
Стрекочет жаркое лето, располагая к зевоте.
Но окрик в окошке заветном: «Кончается хлеб, не стойте!» –
Хлестнул над толпою плеткой. В том нет продавца вины.
Но голод – он вам не тетка. Порой пострашней войны.
– Еще двадцать три буханки, – в толпе провели расчет.
Проверили, как в госбанке. Вздохнули: кому-то везет.
Везунчики Слава и Машка стояли притихшие оба.
Смотрели, как портят страшно людей нищета и злоба.
Мужчину баба молила, очнувшись среди суматохи:
– Я очередь пропустила. Пустите! Мне было плохо.
Ему б пропустить, по правде. Но ближе свое одеяло.
Он буркнул, в сторону глядя: «Не знаю. Вас здесь не стояло».
И чуть не плача от грусти за этот базар-вокзал,
– Давайте ее пропустим, – мальчишка мужчине сказал.
– Видали, какой сердобольный! – взъярились стоящие рядом.
– Ты жизни не видел, школьник, сам уступай, коль надо.
И мальчик без речи лишней: «Вставайте», – сказал. И вышел.
Шел мимо толпы притихшей, и будто стал взрослых выше.
Спросили: что, мол, за малый? И кто-то ответил: Клыков.
Мальчишка по имени Слава уже тогда был великим.
А Мария Захаровна рассказывала:
– Наверное, видел Бог, что нужен Славка России, дважды в раннем детстве от смерти его спас. Однажды во время налета бомба попала в дом Клыковых, но не взорвалась: развернулась носом к иконам и застыла. А в другой раз самолет так низко пролетел над бежавшими спасаться от бомбежки женщинами с маленькими детьми, что им было видно смеющееся лицо летчика. Но, выпустив пару очередей рядом с людьми, он улетел.
Потом война кончилась, ребятишки подросли, пошли в школу. Слава, не помышлявший тогда еще о карьере скульптора, а может, и не особо знавший о существовании такой профессии, постоянно мял в руках комок белой глины, за которой специально ездил за десяток километров. И лепил. Людей, зверей. Все, что видел вокруг. Вспомнила Мария Захаровна, как Клыков спас тонувшую девочку. Пока другие суетились на берегу, он не раздумывая бросился в воду.
Закончилось школьное детство, многие покинули родное село, следы однокашников затерялись. А через сорок лет случилась поистине удивительная встреча.
Доктора Марию Саморукову, работавшую на тот момент начмедом пансионата «Покровское», начальство попросило организовать для отдыхающих, так сказать, культурный досуг: найти достойные полотна, организовать выставку.
Да где ж их искать? Отправилась на Арбат. Увидела там картины, которые ей понравились, подошла. Попросила продававшего сделать в пансионате выставку. Но тот ответил, что работы не его, и позвонил автору. Разговор был недолгим, итог – решительный отказ, другие, мол, планы.
Мария Захаровна попросила трубку и принялась объяснять, что очень нужна выставка. Для удобства разговора спросила имя собеседника.
– Клыков. Вячеслав Михайлович.
– У меня в детстве друг был с таким же именем.
– А где детство-то прошло?
– В Мармыжах.
Надо ли уточнять, что после радости взаимного узнавания выставка состоялась, а дружба с той поры не прекращалась до последних дней Вячеслава Михайловича.
Людмила ТРЕТЬЯКОВА
г. Москва