О храмах в печали и в радости…

Отстраненно говорить об этом невозможно.  Для того чтобы рассуждать на тему сохранения духовного наследия, нужно быть погруженным в нее всем своим естеством. Потому что это не просто культурология, не проходной эпизод истории, а та основа, которая определяет общее состояние края, его перспективы. Сакральная сфера, объединяющая в единое целое прошлое, настоящее и будущее.

Вот уже около четверти века участвует в восстановлении некогда разрушенных храмов, считая это делом своей жизни, курский архитектор Елена Холодова.  

– Можно сказать, что я издревле принадлежу Курску, – рассказывает Елена Васильевна. – Изучая свою родословную, вижу, насколько глубоко мои корни уходят в эту землю. В период новой колонизации Курского региона, происходившей в XVI-XVII веках, мои предки уже здесь были и боролись за этот край. Поэтому я с ранних лет очень тонко и в то же время глубоко чувствую родное пространство и даже не представляю себе, что бы со мной было, случись оставить родные пенаты.

Курская земля – святая и необычная. И не только для меня. Здесь столько намоленных мест, особо чтимых икон, сколько нет ни в одном регионе страны.

Это, прежде всего, Курская-Коренная икона Божией Матери «Знамение». По преданию, она  была обнаружена у корней дерева близ Курска. Это наша заступница, прошедшая через века, участница многих исторических событий, сегодня она является русской Одигитрией, что значит Путеводительницей, для Русской православной церкви за границей. Это и Пряжевская икона Божией Матери, находящаяся в Белогорском монастыре в Горнале Суджанского района, – святыня, с которой связаны чудесные знамения, с ней совершаются крестные ходы. Это и забытая всеми Борисовская Тихвинская пустынь в Борисовке (сейчас Белгородская область, ранее Курская губерния), основана она была при Шереметевых, там находилась семейная икона их рода – список Тихвинской иконы Божией Матери, ставшей чудотворной. Это и Молчанская икона Божией Матери, находящаяся в Молчанском монастыре на путивльской земле, в 20-е годы прошлого столетия переданной Сумской области Украины. Это и Глинская пустынь, где находится Глинская икона Божией Матери (бывший Путивльский уезд, теперь Украина).

Это наши великие святые, духовники, старцы и, прежде всего, Серафим Саровский, родившийся в Курске, и значимые места в городе, которые связаны с ним: Сергиево-Казанский собор, множество кварталов, в которых жили его предки. Это Феодосий Печерский, который здесь провел детство и от Жития которого, собственно, значатся первые летописные упоминания о Курске… Это святые источники, пустыни, монастыри, храмы...

Необычность и святость заключаются еще и в том, что земля наша порубежная. Издревле мы были форпостом и охраной Руси, поэтому у нас особое предназначение, особая миссия – и оттого особые святыни и особые люди. Ничего ведь не возникает просто так: что наверху, то и внизу, оттого и была укреплена эта территория Свыше. И не только в обозримую православную эпоху, это идет еще из дохристианских языческих времен – вдоль рек сохранилось огромное количество археологических памятников. Это места, где жили и молились наши предки.

– А какова была ситуация накануне революционного перелома сто лет назад?

– До революции на территории Курской губернии было тринадцать монастырей и более тысячи храмов. Потом, как и во всех регионах, начались гонения на церковь, разрушение храмов и уничтожение архивов. Поэтому мы мало что можем почерпнуть из архивных сведений – ни авторства объектов, ни их летописной истории. Множество храмов, особенно деревянных, было разрушено. Правда, деревянное зодчество для нашего региона нехарактерно, поскольку из-за черноземов уже к концу XVIII века у нас была распахана практически вся территория – и только 14% земель оставались под лесами. Поэтому с начала XIX века в Курском крае строительство преимущественно каменное. Однако возвести каменный храм в селе не все могли себе позволить по чисто материальным причинам, и то, что сохранилось, для нас весьма ценно. А сохранилось около 200 церквей – объектов культурного наследия, которые были построены до революции. Надо отметить, что и в 20-е годы еще продолжалось строительство храмов.


– Как же удавалось строить, если тогда всё разрушалось?

– Процессы эти не были абсолютно равномерными. Разрушительная волна воинствующего атеизма могла не дойти сразу до глухих деревень, и жизнь там продолжалась по традиционным укладам. Не все люди стали в одночасье жертвами психической атаки. Я тоже задаюсь вопросом: как наш православный народ, с детства регулярно ходивший в церковь, мог поддаться этому разрушительному вирусу?

Надо полагать, что это произошло тоже не в одночасье. Вспомним один весьма показательный случай. В 1898 году в Курском Знаменском соборе трое молодых революционеров во главе с Анатолием Уфимцевым подложили бомбу рядом с Курской Коренной иконой. Взрывом были произведены разрушения в храме, но икона осталась цела. Интересно, что имя Уфимцева в Курске носит улица, параллельная улице Серафима Саровского. Вот такая неразбериха, корни которой хорошо проследил курчатовский писатель Александр Балашов в романе «Погребение пса». И ее начало связывается именно с обезглавливанием храмов. 

С церквей снимали купола, колокола. Одни колокольни разбирали на кирпичи, другие накрывали новой крышей – и там были склады, клубы, больницы, иногда даже жилые дома. Разрушали часовни, склепы-усыпальницы, уничтожали иконы. Затем последовал ряд антицерковных указов в довоенное время, а в послевоенный хрущёвский период разрушительная атеистическая волна догнала остатки храмов.

То, чему удалось сохраниться, попало в список памятников культурного наследия в результате проведенной в 1990-х инвентаризации. Еще во времена горбачевской перестройки началась повсеместная их передача своим законным хозяевам. В течение 1990-х – начала 2000-х практически все церковные объекты, которые сохранились на сегодня на территории области, постепенно отошли епархии. Это несколько исторических монастырей, практически все храмы, в каком бы состоянии они ни были. На этой волне епархиальное руководство активно включилось в их консервацию (укрепление–сохранение) и отчастии восстановление.

–  В каком состоянии дошли эти объекты до начала 1990-х?

– Надо сказать, что повезло только единичным храмам. Если населенный пункт крупный и там было две-три церкви, то одну, как правило, сохраняли и ей передавали иконы. Церковь оставалась действующей, в ней проводили богослужения, хотя и в этих случаях были периоды закрытия. Иногда на защиту храма от уничтожения вставали прихожане – были и такие смельчаки.

В целом в результате переустройства мира, в которое была вовлечена наша страна, процент повреждения сохранившихся остатков былого наследия составляет более 80% – это, как правило, полуразрушенные, обез­главленные, реконструированные объекты. Только единицы дошли до нас в подлинном виде.

Все в материальном мире подвержено распаду, особенно если в него не вкладывать силы, не обеспечивать его сохранность. Поэтому и храмы ветшали – их уничтожение шло в том числе посредством некомпетентных ремонтов и поновлений (переделок). Если взять иконопись – для ее обновления приглашали «недалеких художников», которые могли закрасить изображения, представляющие подлинную ценность.


– Возможно, сейчас предпочтительнее построить новый храм, чем восстанавливать руины?

– Реставрационные работы – занятие, конечно, дорогое, особенно если все делать по правилам. Однако недешево обходится и новое строительство. Ведь смотря как построить. Церковь – это доминирующий объект, и он должен быть ярким, притягательным, храм Божий – это особенная архитектура высокого уровня. Другое дело, что сегодня у нас отношение к строительству любых объектов, в том числе храмов, достаточно упрощено. Не то что у наших предков, которые в церковь вкладывали самое лучшее. Это должен быть очень интересный объемный объект, очень красивый. Над этим работали архитекторы, мастера, художники. Сейчас другое отношение – на специалистах могут экономить…

Тем не менее я счастлива, что в моей судьбе архитектора, исследователя появилась эта тема – изучение наших курских храмов и монастырей, а затем и непосредственное участие в восстановительных работах. Ко мне обращались приходы, и как архитектор в разных вариантах я занималась возрождением этих святынь. В частности, это их исследование, обмеры, изучение архивных источников, создание летописей, консультации, историко-культурные и технические экспертизы и восстановительные работы.

– Какие из восстановленных объектов являются для вас наиболее памятными?

– Памятными являются практически все, но некоторые из них требовали многих лет моей жизни. Обычно это происходило следующим образом: к тебе обращаются представители  прихода, и ты чаще всего на общественных началах соглашаешься участвовать в этой нелегкой программе. Ведь максимум, что может заказать приход, – это предпроектное предложение, эскизный проект – основа, образ объекта. А если это восстановление, тогда проект составляется по имеющимся аналогам. Все это утверждается в епархии, а также у главного архитектора, и дальше на много лет ты включаешься в многотрудную деятельность. Мы руководим процессом, а непосредственными восстановительными работами занимаются не всегда специальные бригады, а, как правило, простые строители, которые до этого строили, например, только коровники или дороги. Вот и приходится работать рядом с ними и каким-то образом влиять, чтобы максимально приблизиться к тому образу, который мог бы достойно называться церковью.

Мне посчастливилось работать преимущественно в Рыльском районе и в Курске, были и другие населенные пункты Курской области. Первый шаг в этой деятельности – церковь в поселке Солнечном Золотухинского района. По заказу настоятеля прихода отца Сергия (Чумакова) я выполнила проект нового деревянного храма, который, к сожалению, не был реализован из-за отсутствия средств. И уже из-за отчаяния или большого желания строить священник отец Сергий совершил, можно сказать, духовный подвиг, воздвигнув храм из переданных ему  железобетонных конструкций бывшего по соседству полуразрушенного промышленного объекта… Так возник весьма необычный, довольно простой, но хорошо обустроенный храм…

Счастлива, что принимала участие в восстановительных работах Курского Знаменского собора, когда в конце 1990‑х его возвратили епархии. Там стояли глобальные задачи, работал целый коллектив под руководством архитектора Виктора Петровича Семенихина. На мою долю выпало заниматься интерьером, лепной отделкой, возвращением декоративного убранства, которое восстанавливалось по фотографиям и архивным документам.

А наиболее знаковыми в моей жизни являются два храма, полностью восстановленные под моим руководством из руинированного состояния.

Во-первых, церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы (1848 г.) в селе Капыстичи Рыльского района. Этот храм был моей первой большой многолетней работой – в здании оставались одни разбитые стены, использовалось оно в советский период как склад. И в течение пяти лет, начиная с 2001 года, благодаря финансированию и проведению всех видов строительных работ Холдинговой компанией «Русский дом» он был полностью восстановлен.

Аналогичная ситуация в селе Коренское Рыльского района – церковь Рождества Пресвятой Богородицы (1860 г.). И тоже – одни стены. С 2008 года в течение четырех лет длились восстановительные работы, нам удалось полностью возродить этот объект благодаря спонсорской поддержке предпринимателей Олега Белашова и Алексея Щелкунова.


Принимала участие в восстановлении Успенского собора в Рыльске. Очень тяжелый руинированный был объект. Трудились много на укреплении сводов, порушенной кирпичной кладки. Важным моментом является то, что для этого храма полностью удалось воссоздать и запустить механизм колокольных часов. В работе с этим храмом большая роль принадлежит уникальному курскому мастеру Роману Губанову, несколько лет занимавшемуся восстановительными работами, расчётами и редкой реставрацией часов.

Рада сотрудничеству с Курским Троицким монастырем, эпизодически ко мне обращается игуменья Сусанна по поводу восстановительных работ и исторических данных о монастырских объектах.

Много лет я также сотрудничала с Рыльским Свято-Николаевским монастырем. Там сохранилось несколько храмов, которые в советское время выполняли функцию моторно-технической станции и складов, очень разбитые, пострадавшие объекты, но редкие и самобытные – во всем великолепии русско-украинского барокко середины XVIII века. И большая удача, что это богатство дошло до нас. Здесь удалось потрудиться на работах по восстановлению кирпичной кладки фасадов храмов и колокольни, устройства парадных ворот и архивным изысканиям для летописной истории монастыря…

Наиболее памятным стало время исполненных в реализации моих проектов – обустройства святых источников и надкладезных часовен,  а также памятных знаков на местах порушенных храмов в Кореневском, Суджанском, Медвенском и других районах Курской области.

 – Елена Васильевна, что вам дает работа, связанная с храмами? Есть ли какое-то отличие в сравнении с обычными  архитектурными заказами? 

– Каждый раз, когда мне предлагали восстанавливать церковь, обращались с просьбой помочь, тут же на сердечно-душевном уровне я четко понимала, что эта задача приходит в мою жизнь неспроста, а для того, чтобы я могла пройти испытание и в нем очиститься, стать лучше и сильнее духом. Я хорошо понимала, что отказываться ни в коем случае нельзя, какие бы финансовые и технические трудности меня ни ждали. Я знала, что на этом пути впереди несколько лет борьбы за то, чтобы  вернулись и архитектура, и былое величие храма, и вера в действие Высших Сил Света в возродившуюся жизнь прихода… Многолетние самые разные ситуации проверяли, насколько ты достоин такой работы, такого объекта. Насколько ты вообще Человек!.. Потому что, когда мы возвращаемся к Богу, у нас спрашивают не о регалиях, не о профессиональных достижениях, а прежде всего, о том, каким ты был Человеком. Поэтому именно восстановление храмов стало для меня и главным испытанием в моей жизни, и главной радостью, любовью, и безусловным счастьем...

Беседовал
Олег Качмарский


< Вернуться к содержанию

крестьянская застава # 03-2018

Комментарии пользователей



Последний комментарий